Учитель: Правосудова Маргарита Александровна

Родилась я в обычном лесу и сразу стала бороться за свою жизнь. Хотя это было нетрудно, потому что жаркое солнце и сильный дождь не всегда были злыми и жестокими. Я их очень любила и всегда мгновенно прощала им то, что они иногда делали мне больно. Терпела, когда они меня наказывали. Радовалась, когда отдавали свое тепло и нежность. Нельзя сказать, что жить было легко, но судьба была ко мне благосклонна, и я стойко выносила все невзгоды и ловила моменты счастья, как маленькие дети ловят зеркалом солнце, чтобы пустить солнечного зайчика. Этот лес во время моей юности выглядел совсем иначе. Тогда у меня было очень много друзей, других деревьев, которые росли вокруг. Вместе мы часто играли с ветерком, когда тот не был занят. Это было очень весело: ветер смешно раскачивал ветви, и мы притворялись кораблями с большими парусами, мерно раскачиваясь на воображаемых волнах. Но больше всего нам нравилось, когда одновременно светило солнце и шел дождь. Тогда, купаясь в искрящейся теплой воде, мы с наслаждением смывали песок и пыль с листьев, блаженно подставляя под солнечный душ каждую веточку. Листья начинали блестеть и празднично переливаться, и мои подружки красовались друг перед другом, стараясь перещеголять соседа нарядом. Тогда мы становились похожи на стайку молодых девушек, которые приехали на бал и хвастают своими новыми кисейными платьями.
Под нашими кронами жили тысячи лесных тварей, которые вели тихую, незатейливую жизнь. Они помогали нам жить да радовали глаз своим видом.
Всё шло своим чередом. Дни сменялись днями, месяцы – месяцами. Годы, и те неспешно, казалось, бесконечно текли над нами. В напоенных покоем кущах слышался лишь весёлый птичий перезвон да вкрадчивый шёпот весёлого ручейка. Наступала осень. Заливистые свисты зябликов и чижей в кронах сменялись свистами октябрьских ветров, догола раздевающих вчерашних расфранченных модниц. А после были долгие месяцы зимнего сна под покровом пушистых снежных перин. Лес мирно спал и видел дивные сны о грядущем весеннем чуде. И оно на самом деле приходило вместе с изумрудными проблесками юной травы, подснежниками на бурых проталинах, ласковыми лучами солнца и возвращением пернатых к местам родных гнездовий.
Так незаметно пролетело моё детство, юность, часть зрелых лет. А затем всё изменилось. Нет, после весны по-прежнему наступало лето. Просто в наши исконные владения стали наведываться люди. Не те, что испокон века с восхищением бродили лесами в обнимку с лукошком. Это была худшая их разновидность, вооружённая отнюдь не корзинами, а пилами, топорами и мусором.
Они безжалостно убивали нас, вонзая свои топоры, или же попросту топили заживо в тоннах мусора и грязи. В воздухе стоял крик и стон. Недоступный людскому слуху, он, тем не менее, заполонил всю округу: то кричали от боли и ужаса погибающие деревья. Одна за другой, махнув на прощание пушистой макушкой бездонному небу, в которое они стремились всю жизнь, с криком, треском и грохотом падали на землю мои подруги, пока я не осталась стоять в полном одиночестве среди поляны, устланной сотнями тел погибших друзей.
Потом стало ещё хуже. Страшные, грохочущие, изрыгающие смрадный дым повозки, сокрушающие всё на своём пути, наводнили дороги и просеки, множащиеся день ото дня. Куда-то туда, в жестокое царство людей, влачили они целые горы безвольных древесных трупов, что ещё вчера были полными жизни телами моих старших сестёр и подруг. Лес был до предела наполнен жутким визгом кошмарных железяк, пришедших на смену старым ручным пилам.
Так безвинно погибло не меньше половины моих друзей, знакомых с первых дней жизни. Казалось, пришёл и мой черёд. Жестокие, бессердечные, спешно пробираясь через груды поверженных стволов, они шли прямо ко мне. Чудовища в ярко-оранжевых касках, похожие на огромные ожившие подосиновики.
– Наверное, они оставили меня напоследок! – подумалось мне тогда. Ведь я была и стройнее, и выше, и горделивее всех своих сестёр-однолеток!
Но странно: судьба вновь оказалась благосклонной ко мне. Валить меня эти люди почему-то не стали.
– Пускай живёт! – сказал один из них, похлопав рукой по шершавому стволу.
Затем они отдыхали, дымя папиросками, ведя непонятные разговоры. А после принялись обрубать сучья с поваленных стволов.
Если бы вы только знали, какая жуткая безысходность объяла меня, одиноко стоящую среди вырубка, когда полная луна пролила зыбкий свет на пни и проплешины огромных кострищ – всё, что осталось от некогда шумевшего тут весёлого бора!
Всесильное время, насколько возможно, затянуло старые раны. Я до сих пор стою там, где родилась, смирившись со своей судьбой, готовая ко всему. Но я уже не одинока! Невдалеке над папоротниковой порослью поднялось несколько стаек крепеньких елей. На проталинах, поверх когда-то изувеченной земли, щедрые летние месяцы расстелили сказочные цветочные ковры. А совсем рядом подрастают мои очаровательные пушистые дочери. Великое чудо жизни, бросая вызов смерти и запустению, снова берёт своё!
Но люди вернулись! На этот раз с новыми тоннами грязи, отходов и новым ненасытным чудовищем. Огонь пришёл вместе с ними! О, это было ужасно! Яркие сполохи то тут, то там разрезают небо. Длинные огненные языки, вздымаясь вверх, безжалостно лижут сухую прошлогоднюю траву, кору деревьев. Всюду слышится сухой треск падающих сучьев. Столбы едкого дыма поднимаются над лесом, накрывая его плотным куполом. В воздухе чувствуется запах гари, клочья сажи летят в разные стороны. Звери и птицы спасаются, как могут. И вновь знакомый крик заполнил всё вокруг. Вновь стонут и плачут деревья. Им страшно. У них нет ног, и они не могут сдвинуться с места. А жить, ой, как хочется жить! Вот хрупкая осинка дрожит вся, покрываясь черной копотью, а вот милая белоствольная березка молча плачет, роняя ставшие горькими слезы свои на пылающую землю.
В предсмертных хрипах корчится молодой дубок. Роняя ветки свои, он мужественно принимает смерть. Старый клен тихо вздыхает, опустив понуро свою голову. Не зазеленеть ему больше, и жаль ему молодую поросль, и страстно хочется помочь ей, но нет такой возможности у него. И от этого ему еще больнее и тяжелее. Он мудр и понимает, что уже мало надежды на спасение. И он старается поддержать остальных, тихо шелестит, успокаивая. Он знает, что вчера здесь были люди. Они резвились, поджигая сухую траву и листву, радовались, любуясь тем, как красиво горит. И дела им не было никакого до того, что деревья тоже живые, что они тоже чувствуют страх, боль, могут плакать и страдать. И что они, как все живое, тоже хотят жить. Как им, людям, объяснить это?! Как достучаться до их безжалостных умов и сердец?!
Ещё секунда, и жадные языки пламени доберутся и до меня. Прощай, милый лес! Прощай, говорливый ручеёк! Прощай, бездонное небо! Прощай, жизнь! Не видать мне вас больше. Я, старая сосна, уже прожила свою долгую, пусть и не совсем радостную жизнь. Посему не за себя сейчас я лью свои слёзы. За детей, за внуков своих. Да и за вас, люди! Одумайтесь! Ведь ни дня вам не прожить без деревьев. Без той природы, которую видела я когда-то давно, очень давно, когда Лесное Царство стояло во всей своей первозданной красе…
Берегите эти земли, эти воды,
Даже малую былиночку любя,
Берегите всех зверей внутри природы,
Убивайте лишь зверей внутри себя.