Файне (Белые Дамы, вайссе фройен, витте юфферн) – лесные фейри. Как и прочие представители Благого Двора, файне весьма дружелюбно относятся к людям – выводят на дорогу заплутавших путников, наводят на месторождения золота и серебра, помогают женщинам в родах и по домашнему хозяйству, предсказывают будущее, утихомиривают бури и тому подобное. Впрочем, их очень легко рассердить неблагодарностью или жесткостью, и тогда они сурово карают обидчиков.

Жил-был в городе Лавенпорт художник по имени Амброциус. Красивое имя. Редкое. И ему самому очень нравилось. Так нравилось, что иногда аж в горле першило (особенно, если в зеркало долго смотреться). Закончив очередную картину, он доставал из заветной шкатулки тончайшую беличью кисть и золотой краской аккуратно выводил в углу полотна витиеватую подпись – «Амброциус Великолепный». Не просто Амброциус, а именно – Великолепный. Ему казалось, что человек с таким редким и красивым именем просто обязан быть Великолепным. Иначе и быть не может. И всё, что он создавал тоже должно быть великолепным. Невероятным. Ошеломляющим. Непревзойденным. Так, по крайней мере, ему казалось. По этой причине, все свои картины он почитал шедеврами и очень удивлялся (и даже злился), потому что другие жители Волшебной Страны были к его творениям равнодушны.
Получив скромное наследство, Амброциус арендовал несколько залов городского музея и устроил там большую выставку своих работ. Кроме этого, он напечатал кучу пригласительных билетов и обклеил весь город афишами – «Добро пожаловать на выставку картин Амброциуса Великолепного!». Лучше бы он этого не делал. Ей-богу! Художник мечтал об ошеломляющем успехе, а получилось – сплошное расстройство. Заинтригованные горожане приходили на выставку, бродили по залам и восторгались:
- Какие красивые рамы у этих картин! Какая удивительная резьба!
- А картины? Как Вам сами картины? – с затаенной надеждой интересовался Амброциус.
- Картины? – пожимали плечами люди. – Ничего особенного. Хотя вот эта слива на натюрморте выглядит довольно аппетитно.
- Но это же апельсин! – в сердцах восклицал Амброциус.
- Да? – изумлялись люди. – А мы думали, что это слива. Теперь понятно, почему она такая крупная.
Амброциус чуть не плакал от разочарования!
Сказать по правде, художник он был так себе. А если честно – совсем никудышный. Сюжеты Амброциус выбирал неудачные. И картины у него, подстать сюжетам, получались плоскими и безжизненными. Образы – блеклыми. Цвета – непонятными. И если жители Волшебной Страны и не называли вслух его полотна мазней, то это потому, что все они с детства были чрезвычайно воспитанными. Но воспитанность – воспитанностью, а покупать картины живописца никому не хотелось.
Долго ли, коротко ли, деньги у художника закончились - он был вынужден продать свой большой дом и переехать в скромную квартиру, оттуда в комнатку поменьше... И еще, и еще…, до тех пор, пока не стал жить в маленькой и пыльной мастерской на чердаке старого дома. Но вскоре Амброциус не мог уже платить даже за это убогое жилище. Пасмурным мартовским днем, кутаясь в потертое коричневое пальто, разорившийся художник бродил, тяжело вздыхая, по улицам Лавенпорта. Он не ел уже два дня и не знал, где будет сегодня ночевать, потому что вечером хозяин дома грозился выгнать его из нищенской каморки, если тот не заплатит ему за последние полгода. А денег у Амброциуса совсем не было. И от бесцельного хождения по улицам их, к сожалению, прибавиться явно не могло.
Вдруг (ведь все самое важное в жизни случается именно «вдруг» и никак иначе), художника от грустных мыслей отвлек пронзительный детский голосок:
- Мама, мне надоели эти тучи! Я хочу весну и солнце! Веселое яркое солнце!
Амброциус почти нос к носу столкнулся с женщиной, которая вела за руку девчушку с огромными белыми бантами. Ребенок выглядел таким несчастным, таким уставшим от ненастных зимних дней, что у художника в груди кольнуло что-то теплое, и ему захотелось хоть чем-то помочь этому маленькому человечку.
- Смотри, малышка, - Амброциус поднял с тротуара кусочек кирпича и быстрыми размашистыми линиями нарисовал на стене дома круг с расходящимися лучами. На секунду задумался и потом добавил два задорных глаза и большой смеющийся рот. – Смотри, ты хотела солнце – вот оно и появилось.
Девочка остановилась, как вкопанная, приоткрыв рот, посмотрела сначала на рисунок, потом на художника, а затем, звонко засмеявшись, начала прыгать на одной ножке.
- Солнышко, солнышко, золотое солнышко!
- Спасибо Вам, сударь, - присела в легком книксене женщина. – Я уж и не знала, как мне развеселить доченьку.
Амброциус смущенно улыбался и бормотал что-то по типу: «Никаких проблем, да что Вы, не стоит благодарности».
- Нет-нет-нет, мне кажется, что у Вас очень доброе сердце, а таких людей, поверьте мне, совсем немного. Поэтому, я хотела бы Вас отблагодарить.
С этими словами женщина вынула из хозяйственной сумки какой-то предмет и протянула его молодому человеку.
- Вот, возьмите. Вы же художник? Вам это пригодится.
- Что это? – изумился Амброциус.
- Палитра. Палитра, на которой удобно смешивать краски.
- Благодарю Вас, сударыня, но у меня дома есть моя старая хорошая палитра. Какой же художник без палитры?
- Берите, берите. Это замечательная палитра. Она из ясеня. Из волшебного ясеня. Обязательно попробуйте ее сегодня же.
С этими словами, женщина буквально насильно всучила Амброциусу палитру, подмигнула дочери, взмахнула рукой, и… они обе исчезли в облачке белого дыма, оставив после себя легкий запах сирени и кружащуюся над тротуаром молодую зеленую листву.
«О!», - догадался художник. – «Ведь это были файне! Милостивые файне!»
Он задумчиво повертел в руках подарок маленького народца.
«Должно быть, это действительно волшебная палитра. Надо бы попробовать», - пробормотал он себе под нос, повернулся и решительно зашагал к себе домой. Поднявшись по шаткой лестнице в свою каморку под самой крышей, он отыскал последний оставшийся у него холст, натянул его на мольберт, вооружился кистью, размешал на новой палитре краски и задумался: что бы такое изобразить?
Амброциус выглянул в маленькое, пыльное окно, но не увидел ничего интересного: над городом висело низкое, затянутое свинцовыми тучами небо, моросил мелкий дождик, сиротливо ежились и прижимались к стенам домов голые деревья. Ранняя весна – не самое приятное время года.
«Ах, если бы сейчас было лето!», - размышлял Амброциус. – «Сколько всего интересного было бы вокруг! Как свежо и нарядно смотрелись бы бульвары и городские парки! Сколько прекрасных цветов украшало бы клумбы! Как трепетно кружились бы над ними пестрые бабочки! Бабочки… Бабочки? А что? Это мысль! Нарисую-ка я бабочку!»
Легким движением кисти молодой человек очертил на холсте изящный силуэт. Отошел на пару шагов, присмотрелся, удовлетворенно кивнул и начал писать. Он так увлекся, что не услышал, как к нему постучали (сначала один раз, потом другой, потом еще и еще, все более настойчиво и требовательно). Он не обратил внимания на жалобный скрип дверных петель. Он не заметил, как в комнату кто-то вошел и встал у него за спиной. Амброциус очнулся лишь тогда, когда вошедший восхищенно выдохнул:
- Вот это да! Вот это шедевр!
Художник резко повернулся, чтобы возмутиться наглостью незваного гостя, но увидел перед собой домохозяина (которому он был должен кучу денег и который сегодня должен был прийти за долгом). Амброциус смущенно расшаркался и начал лепетать, прося об отсрочке:
- Вы уж простите, что не заметил Вас сразу – заработался. Наверное, заставил Вас ждать? Ах, как неловко. Ведь Вы по поводу денег? Конечно, я помню – я должен Вам за полгода. Я обязательно заплачу. Честное слово! Только, сегодня у меня не густо с монетами. Может быть, Вы согласитесь подождать еще день или два? Я обязательно что-нибудь придумаю. Пожалуйста…
- Пустое! – отмахнулся хозяин дома.
У Амброциуса екнуло в груди. Он представил себе, как ему придется ночевать в сквере под дождем, на ветру…. Бр-р-р-р-р-р…
Но домовладелец был напротив настроен весьма дружелюбно.
- Послушайте, милейший, - запыхтел он, перебирая пальцами в жилетном кармане. – Забудем об этой сумме. В конце концов, для меня она не столь важна.
- Т-т-то есть, к-к-к-к-как? – ничего не понимающий художник от волнения начал заикаться.
- Забудем-забудем, - повторил домовладелец. – Отдайте-ка мне эту картину, и мы в расчете. Я никак не мог придумать, что подарить своей дражайшей супруге на день рождения, а эта вещица ей явно понравится. Ну? По рукам?
Только теперь оторопевший и не верящий в свое счастье Амброциус, словно стряхнув с себя остатки сна, повернулся к мольберту и увидел свою картину. Увидел и ахнул. То, что было изображено на полотне, настолько разительно отличалось от всего того, что он создавал до сих пор, насколько свежая булка отличается от черствой заплесневелой корочки.
На крыльях бабочки переливались перламутром все цвета радуги. Они озаряли чудесными радостными всполохами убогую комнатенку. Усики насекомого трепетали под порывами невидимого ветерка, который ласково играл с воздушным созданием, то отгоняя, то приближая его к благоухающей розе, напоенной сладчайшим нектаром и прохладной свежестью росы. Всё было настолько живым и настоящим, что Амброциус невольно начал принюхиваться, стараясь уловить пьянящий аромат цветка.
Наблюдавший за художником домовладелец по-своему оценил напряженные движения ноздрей.
- Ну-ну, незачем так возмущенно сопеть. Я все понимаю: великолепная картина стоит гораздо дороже. Давайте по-другому: я прощаю Ваш долг и даю вдобавок сотню золотых. Договорились?
Ошарашенный такой высокой ценой художник не стал торговаться. Он лишь достал из шкатулки ту самую беличью кисть и, по привычке, поставил в углу картины свою подпись – «Амброциус Великолепный».
- Не могу не согласиться с Вами, милейший, - удовлетворенно закивал головой хозяин дома. – Это действительно великолепно! А кто такой Ам-бро-ци-ус? Ах, это Вы? Надо бы запомнить. Такой талант, такой талант. Просто невероятно! Невероятно! Поразительно! Необычайно! Волшебно!
Казалось, восторгам счастливого покупателя не будет конца. Живописец даже покраснел от смущения. Он, наверное, на всю жизнь стал бы красным, как рак, если услышал, как на следующий день гости, собравшиеся на день рождения жены домовладельца, восхищались его картиной. Уважаемые горожане напрочь забыли и о правилах приличия, и о виновнице торжества – они столпились около изображения бабочки, качали головами, цокали языками, прищелкивали пальцами и наперебой старались выведать у хозяина адрес художника. Тот поначалу отнекивался (ну как признаться, что великолепный мастер живет в тесной пыльной каморке под самой крышей?), но потом согласился, и…
И на следующий день около дверей Амброциуса выстроилась длиннющая очередь желающих заказать художнику какую-нибудь картину. Неважно, что на ней будет изображено – главное, чтобы она была такой же необыкновенной, как та, что они видели намедни.
Поначалу Амброциус испугался – он не ждал такого потока заказчиков и в душе сомневался, останутся ли они удовлетворены его работой? Не потребуют ли потом деньги назад? Не опозорят ли его на всю Волшебную Страну? Впрочем, терять ему было нечего, а палитра, подаренная файне, так и тянула его к мольберту: «Ну, давай же! Давай! У тебя все получится!» Художник глубоко вздохнул и с головой окунулся в работу.
Разумеется, чудесная палитра ему помогла. Да еще как! Картины у Амброциуса стали получаться одна лучше другой. В них было столько жизни, столько тепла и света, они так согревали душу каждого, кто их видел, что вскоре бедный художник стал самым известным живописцем Волшебной Страны. Он работал круглые сутки без выходных и праздников, а заказчиков становилось всё больше и больше. Амброциус давно перебрался из тесной мастерской в новый просторный дом, нанял самого лучшего повара и самого степенного лакея. Теперь наш герой уже не голодал – наоборот, он покупал только лучшие вина, самые редкие яства и самые свежие фрукты. Гостиная в его доме искрилась от блеска алмазной люстры, а полы устилали редчайшие шелковые ковры из таинственного Города Теней. Он давно выбросил свои старые потрепанные вещи и одевался теперь у лучших портных. Одним словом, Амброциус стал настоящим богачом – у него было всё, что он только мог пожелать и даже чуть-чуть больше. Он стал заносчивым и горделивым, падким на лесть и равнодушным к людям. Именно таким, каким, по его мнению, должен быть великий художник.
Но счастье зазнайки было недолгим.
Однажды, когда он работал над очередной картиной, в комнате появился легкий запах сирени. «Откуда бы это?» - изумился Амброциус. Он растерянно оглянулся и увидел свою старую знакомую.
- А, файне, приветствую тебя, - пробормотал художник и вернулся к прерванной работе.
- Привет-привет, - слегка изумленно поздоровалась золотоволосая ши. Она сидела на столе и, расправив складки кружевного платья, покачивала ножкой, обутой в изумрудную туфельку. – Вот уж не ожидала такого приема. Ты не хочешь предложить мне хотя бы чашечку кофе или бокал морковного сока?
- Кофейник на столе. Там же вазочка с печеньем. Угощайся. А морковный сок надо попросить у лакея - позвони в колокольчик, он на тумбочке. Такой маленький, золотой.
- Да уж ладно, обойдусь как-нибудь, - передернула плечами файне. – И все-таки я не пойму, почему ты не можешь уделить гостье хоть капельку внимания?
- Извини, очень срочная работа, - пробурчал Амброциус. – Представляешь, мне сделал заказ лично Канцлер Волшебной Страны!
- И что же он тебе заказал?
- Вид на бухту около замка Шаленгорн. Я уже закончил волны, и теперь мне осталось придумать, как изобразить порывы ледяного ветра.
- Вот и славно, - обрадовалась файне.
- Славно? – не понял Амброциус. От изумления он даже повернулся к гостье.
- Ну да, - подтвердила файне. – Пока ты будешь размышлять над этой проблемой, ты не был бы так любезен, нарисовать маленькую белую собачку?
- Собачку? Для тебя? Зачем тебе собачка?
- Да нет, - захихикала файне. – Мне она не нужна. Точнее, нужна, но не мне. Просто здесь поблизости живет маленькая девочка, которая мечтает о щенке. К сожалению, ее родители никак не хотят покупать собаку. Вот я и подумала, почему бы не порадовать ребенка? Ты нарисуешь, а я сделаю так, чтобы щенок на картине вилял хвостом, лаял и делал стойку на задних лапах. Нарисуешь, Амброциус?
- Разумеется. На следующей неделе у меня будет маленький перерыв между заказами. Дней через десять я с удовольствием нарисую какого-нибудь пуделя.
- Нет, - покачала головой файне. – Дней через десять – так не пойдет. Картина мне нужна сегодня, чтобы подарить ее завтра – на именины.
- Увы, - вздохнул Амброциус. – Рад бы помочь, но заказ Канцлера – это заказ Канцлера. А, кроме всего прочего, он обещал мне две тысячи золотых. Две тысячи!
Художник закатил глаза, задрал нос, выставил вперел подбородок и задумчиво начал размешивать на палитре белила.
- Две тысячи? О, это, конечно, большие деньги! – глаза файне сверкнули ледяным огнем. – А мне казалось, что у тебя доброе сердце, Амброциус. Как же я ошибалась!
Рассерженная файне сжала изящные пальцы в кулак. В тот же миг на незаконченной картине поднялась настоящая буря. От рева ветра у Амброциуса заложило уши, и он в испуге отпрянул от мольберта. Но было поздно. На полотне уже вздыбились огромные волны, на секунду замерли и с оглушительным грохотом обрушились в мастерскую. Художник жалобно взмахнул руками, пытаясь противостоять разбушевавшейся стихии, пару раз вынырнул из-под потоков воды, но очередная волна накрыла его с головой - Амброциус захлебнулся и утонул.
Файне – они совсем не злые. Просто никому из фейри не нравятся люди с холодным сердцем.