Биография
Уже приходилось писать о том, что прибавляющееся год от года в последнее десятилетие количество написанного о Хармсе умножает число вопросов и о разнообразных источниках и свойствах его творчества, и о многих эпизодах его биографии. Причем биографии Хармса недостает не столько фактов, сколько их мотивировок, а без этого она, если не превращается в плод фантазии биографа, остается лишь конспектом или хронографом. Не имея пока достаточных данных для выхода за эти пределы, укажем, по крайней мере, на те обстоятельства, которые нуждаются еще в разъяснении.
Биография отца Хармса, Ивана Павловича Ювачева (1860-1940), хорошо известна историкам так называемого освободительного движения в России 1. Он был сыном полотера Зимнего дворца, получил штурманское образование в техническом училище морского ведомства в Кронштадте, несколько лет прослужил на Черном море. Неизвестно, кто [c.5] или что повлияло на его политические взгляды, но в начале 1880-х гг. он оказался единомышленником народовольцев и по знаменитому процессу «14-ти» был приговорен 28 сентября 1884 г. к смертной казни через повешение. Вскоре приговор был заменен 15-летней каторгой. Из этого срока первые 4 года И. П. Ювачев должен был провести в одиночном заключении в Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепости. Здесь он из воинствующего атеиста превратился в столь же ревностного поборника христианства с сильной долей мистицизма. На сахалинской каторге И. П. Ювачев 2 года проработал в ножных кандалах, а затем, видимо за благонравие и используя его штурманское образование, начальство определило его заведовать метеостанцией. Не отбыв всего срока, И. П. Ювачев в 1895 г. был освобожден, жил во Владивостоке, совершил кругосветное плавание. Совершенно не прояснены обстоятельства, вследствие которых в 1899 г. он вернулся в Петербург. Известно лишь, что служить он определился в инспекцию Управления сберегательными кассами на должность, связанную с постоянными инспекционными поездками по России. В течение нескольких лет он выпускает одну за другой биографические книги «Восемь лет на Сахалине» (СПб., 1901) и «Шлиссельбургская крепость»(М., 1907), но еще больше проповеднических брошюр под псевдонимом И. П. Миролюбов, в которых толкует Священное Писание и пропагандирует благонравие, богобоязнь и почитание церковных уставов. Между тем его занятия метеорологией (и астрономией) были высоко оценены, и в 1903 г. он стал членом-корреспондентом Главной физической обсерватории Академии наук (в связи с этим стоит вспомнить часто появляющегося в текстах Хармса астронома).
В апреле 1903 г. И. П. Ювачев женился на Надежде Ивановне Колюбакииой (1876-1928), в то время заведовавшей прачечной в убежище принцессы Ольденбургской, а с годами ставшей начальницей всего заведения — места, где женщины, освободившиеся из тюрьмы, получали на первое время приют и работу. Как произошло их знакомство, неизвестно. В январе следующего года Надежда Ивановна родила сына, названного Павлом, но уже в феврале он умер 2.
17 (30) декабря 1905 г. родился второй сын. В этот день Иван Павлович сделал в записной книжке следующую запись: «Пришел батюшка и стали решать вопрос, как назвать сына. Сообща решили назвать Даниилом. Во 1) сегодня [c.6] память Даниила, 2) 12 дней тому назад в 6-м часу видел во сне его, 3) по имени его «Суд божий» можно назвать и свои личные страдания 14 дней и «революцию России» 4) самый дорогой пророк для меня, из которого я строю свою философию...» 3. 3-й пункт этой записи «темен», что же касается до библейского пророка Даниила, то он станет «самым дорогим» и для Хармса. 5 (18) января 1906 г. мальчик был крещен в церкви собора Пресвятой Богородицы при убежище принцессы Ольденбургской (ныне — Константиноград-ская ул., на территории Котлотурбинного института). Крестными были, видимо, брат Ивана Павловича — Петр Павлович и «дочь губернского секретаря девица Наталия Иванова Колюбакина»4. Последняя — старшая сестра Надежды Ивановны (1868-1942), преподаватель словесности и директор Царскосельской Мариинской женской гимназии. Там же, в Царском Селе, жила и младшая сестра — Мария Ивановна Колюбакина (1882? — 1943?), кажется, как и старшая, не имевшая семьи. Эти три женщины и воспитывали Даниила — отец по долгу службы был постоянно в разъездах я руководил воспитанием по переписке с женой, причем тон его писем и указаний был тем суровее, чем мягче и трепетнее относилась к сыну мать 5. Отсутствие отца между тем компенсировалось его обычаем писать письма с завидной частотой и регулярностью, и таким образом его голос постоянно был слышен, что создавало, как можно полагать, достаточно фантастический эффект зримого отсутствия при постоянном ощущении участия отца в реальной жизни. Отец стал для Хармса неким высшим существом, уважение к которому, как свидетельствуют легенды, воплощалось, например, в том, что сын, до конца жизни отца, вставал в его присутствии и разговаривал с отцом только стоя. Можно предполагать, что «седой старик» в очках и с книгой, являющийся в нескольких текстах Хармса, навеян обликом отца. Поразительно, что мать не только никак (за исключением, может быть, одного стихотворения) не воплотилась в текстах Хармса, но даже ее кончина не зафиксирована в его записных книжках.
В 1915 г. Даниил поступает в первый класс реального училища, входившего в состав Главного немецкого училища святого Петра в Петрограде (Петершуле). Причины выбора родителями именно этой школы неизвестны. Во всяком случае, здесь он получил хорошее знание немецкого и английского языков. Здесь уже проявилась и его склонность к разнообразным мистификациям (в этом возрасте они [c.7] воспринимались как забавные детские игры); играл на валторне во время уроков (неизвестно, откуда он ее взял), уговаривал учителя не ставить ему двойку — «не обижать сироту» — и т. п.
В голодные годы Гражданской войны Даниил вместе с матерью уехал к ее родным в Поволжье. По возвращении в Петроград мать поступила на работу кастеляншей в Барачную больницу им. С. П. Боткина, и здесь, на Миргородской, д. 3/4, семья жила до переезда в 1925 г. на Надеждинскую. В этой больнице заработал свой первый трудовой стаж и Хармс — с 13 августа 1920 по 15 августа 1921 г. он служил здесь «в должности подручного монтера» 6. Вообще же эти годы — 1917-1922 — в биографии Хармса, кажется, самые недокументированные. Ясно лишь, что в Петрограде его пребывание было сочтено (родителями?) неудобным и с сентября 1922 г. он был отправлен учиться к крестной — Н. И. Колюбакиной, которая по-прежнему директорствовала, только теперь ее гимназия называлась 2-й Детскосельской советской единой трудовой школой. Здесь он в два года довершил свое среднее образование и уже летом 1924 г. поступил в Электротехникум (отец, с 1922 г. служивший по финансовой части в «Волховстрое», содействовал тому, чтобы за сына походатайствовал Рабочий комитет, что было в эти годы очень существенной поддержкой). Но обучение в Электротехникуме было Хармсу в тягость, и он с 13 февраля 1926 г. был оттуда отчислен. Как видно, он предназначал себе иное поприще.
Склонность к фантазиям, мистификациям, сочинительству, как говорилось, отмечены еще в его раннем детстве. В 14-летнем возрасте он составил тетрадь из 7 рисунков (пером, тушью), содержание которых до сих пор еще остается непроясненным. Но в них очевидны уже те мотивы, которые будут присутствовать в его словесном творчестве: астроном, чудо, колесо; заметна склонность к шифровке, вуалированию прямых значений предметов и явлений 7.
Первый известный литературный текст Хармса написан в 1922 г. и имеет подпись ДСН, и из этого очевидно, что в то время Даниил Ювачев уже избрал себе не только судьбу писателя, но и псевдоним: Даниил Хармс. В дальнейшем он станет его на разные лады варьировать и вводить новые (см. подписи под текстами настоящего собрания), доведя их общее число почти до 20. О значении литературного имени — Хармс — существует несколько версий. По мнению А. Алек- [c.8] сандрова, в основе французское charm — обаяние, чары. Но отец, судя по сохранившимся сведениям, знал о провоцирующем негативном значении этого имени: «Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды» (запись в записной книжке от 23 декабря 1936 г.). Действительно, по воспоминаниям художницы А. Порет, Хармс объяснял ей, что по-английски это означает несчастье. Однако Хармсу было свойственно вуалировать (или размывать) прямые значения слов, действий, поступков, поэтому искать расшифровки его псевдонима можно и в других языках.
Прежде всего это санскритское Dharma — «религиозный долг» и его исполнение, «праведность», «благочестие». Хармс мог знать от отца, что псевдоним Миролюбов, под которым выходили его проповеднические книги и статьи, тот изображал двумя написанными по-древнееврейски словами «мир» и «любовь»; по аналогии с этим (да и из собственных занятий ивритом) Хармс мог ассоциировать свой псевдоним со словом hrm (herem), что означает отлучение (от синагоги), запрещение, уничтожение. Ввиду таких значений может, кажется, получить объяснение и приведенное выше предупреждение отца сыну. Наконец, нужно учесть еще, что Хармс, как видно, с юного возраста увлекся мифологией, историей и литературой Древнего Египта, следы этого интереса потом во множестве и своеобразно проявятся в его произведениях, а самые ранние свидетельства заметны уже в названных рисунках 1919 г. и в особенности в его рисунке 1924 г., изображающем некое лицо, с подписью: «Тот». Это один из главных египетских богов, бог мудрости и письма, которого греки отождествляли впоследствии с Гермесом Трисмегистом, носителем сокровенного знания всех поколений магов. Трансформации, которые придавал с самого начала творчества своему псевдониму Хармс, напоминают магические манипуляции, которые, по канонам магии, необходимы, чтобы подлинное значение имени оставалось в тайне от непосвященных и было защищено от неблагоприятных воздействий.

Вскоре к литературному имени Даниил Хармс добавилась не менее загадочная часть: чинарь взиральник или просто — чинарь.
В начале 1925 г. Хармс познакомился (неизвестно, при каких именно обстоятельствах) с поэтом А. В. Туфановым (1877-1941), который в это время основал «Орден заумни-ков DSO». Идеи Туфанова об особом «восприятии пространства и времени» и вследствие этого — особом языке, [c.9] которым должна говорить современная литература, были с самого начала близки Хармсу и оказали на него сильное влияние 8. В течение этого года у Хармса образовались две тетради стихотворений, которые он 9 октября 1925 г. представил вместе с заявлением о приеме в Ленинградское отделение Всероссийского союза поэтов, и 26 марта 1926 г. был в него принят. Среди этих стихотворений и встретится подпись: чинарь.
Это слово придумано А. И. Введенским (1907-1941), который в 1922 г. основал дружеский союз «чинарей» вместе со своими бывшими соучениками по гимназии Л.Лентовской (Петроградской 10-й трудовой школе) Я. С. Друскиным (1902-1980) и Л.С.Липавским (1904-1941). И им, получившим прекрасное образование, склонным к мистическому философствованию и литературному творчеству, было свойственно избегать прямых и односмысленных формулировок и наименований. Никогда никто из них не дал расшифровки значения слова «чинарь», и поэтому можно лишь гадать: значит ли это слово духовный ранг, восходит ли к славянскому корню «творить» и т.п. Важнее всего то, что Хармс, познакомившись с этими людьми в середине 1925 г., обрел друзей, которые до конца жизни остались его ближайшими интеллектуальными и творческими единомышленниками, — Л.Липавский (под псевдонимом Л.Савельев) и А. Введенский будут вместе с Хармсом работать в детских журналах, Я. Друскин останется последним собеседником Хармса и сохранит от уничтожения его архив 9.
Хармс, как видно, стал быстро тяготиться ученичеством у Туфанова: ему хотелось деятельности более широкой и в творческом, и в общественном плане — так можно интерпретировать его уход от Туфанова, организацию Фланга левых, названного затем — Левый Фланг, и, наконец, основание «Академии левых классиков». Всякий раз это была такая организация, в которой непременно участвовало какое-то количество людей разных творческих интересов: художники, музыканты, драматические артисты, танцоры и, разумеется, писатели.
В 1926 г. образуется театр «Радикс». Для постановки избирается пьеса «Моя мама вся в часах», составленная из произведений Хармса и Введенского. Это должно было быть синтетическое представление с элементами драмы, цирка, танца, живописи. Помещение решено было просить в Институте художественной культуры (ИНХУК), у его заведующе — [c.10] го художника К. Малевича. Так в октябре 1926 г. произошло знакомство Хармса с К. Малевичем, а в декабре того же года художник согласился вступить в очередной союз левых сил, задуманный Хармсом. Свидетельством приязненных чувств Малевича осталась его дарственная надпись Хармеу на своей книге «Бог не скинут» (Витебск, 1922): «Идите и останавливайте прогресс» 10.
Впервые в скандальном контексте имя Хармcа попало на страницы печати после его выступления 28 марта 1927 г. на собрании литературного кружка Высших курсов искусствоведения при Государственном институте истории искусств. 3 апреля появился отклик на это выступление: &"...третьего дня собрание литературного кружка... носило буйный характер. Пришли «чинари» — читали стихи. Все шло хорошо. И только изредка собравшиеся студенты смеялись или вполголоса острили. Кое-кто даже хлопая в ладоши. Покажи дураку палец — он и засмеется. «Чинари» решили, что успех обеспечен. «Чинарь» Хармс, прочитав несколько своих стихов, решил осведомиться, какое действие они производят на аудиторию.
— Читать ли еще? — осведомился он.
— Нет, не стоит, — раздался голос. Это сказал молодой начинающий писатель Берлин — председатель Лен. Леф'а.
«Чинари» обиделись и потребовали удаления Берлина с собрания. Собрание единодушно запротестовало.
Тогда, взобравшись на стул, «чинарь» Хармс, член Союза поэтов, «великолепным» жестом подняв вверх руку, вооруженную палкой, заявил:
— Я в конюшнях и публичных домах не читаю!
Студенты категорически запротестовали против подобных хулиганских выпадов лиц, являющихся в качестве официальных представителей литературной организации на студенческие собрания. Они требуют от Союза поэтов исключения Хармса, считая, что в легальной советской организации не место тем, кто на многолюдном собрании осмеливается сравнить советский ВУЗ с публичным домом и конюшнями» 11.
Хармс не отступил и в написанном им вместе с Введенским заявлении в Союз поэтов пояснил, что свое выступление считает соответствующим оказанному им приему, а данную им публике характеристику — меткой 12.
Вообще, судя по известным выступлениям Хармса и по многочисленным проектам, ему доставляла удовольствие [c.11] бурная деятельность на сцене, не пугала (а скорее подзадоривала) реакция публики на экстравагантные тексты и часто шокирующую форму выступлений. Конечно, элемент провокации был умышленно заложен Хармсом в свое поведение.
В 1927 г. директор Дома печати В. П. Баскаков предложил Академии левых классиков стать секцией Дома и выступить с большим вечером, поставив условие: снять из наименования слово «левый». Судя по всему, Хармс не очень стоял за какое-то определенное наименование, поэтому тут же было придумано «Объединение реального искусства», которое при сокращении (в соответствии с хармсовской установкой на игру с прямым узнаванием и наименованием) трансформировалось в ОБЭРИУ.
24 января 1928 г. состоялся тот вечер «Два левых часа», по которому отсчитывается история ОБЭРИУ (весьма и весьма короткая). Это был, пожалуй, бенефис Хармса: он читал стихи в первом отделении, а во втором была поставлена его пьеса «Елизавета Бам». Разгромная статья Л. Лесной осталась памяткой об этом событии, помогающей немного представить атмосферу вечера 13.
Выступления Хармса с друзьями происходили вплоть до весны 1930 г. К этому времени он уже зарекомендовал себя детским писателем — с 1928 г. в журнале «Еж», затем Госиздате, потом «Чиже» стали печататься его стихотворения и рассказы для детей. Гораздо больше было написано «взрослых» вещей, но, кроме двух мимолетных публикаций в коллективных сборниках, ничего напечатать не удавалось. Но гораздо больше, чем отсутствие публикаций, Хармса, кажется, волновали его взаимоотношения с женой. Здесь тоже многое остается непроясненным.
Первой женой Хармса была Эстер Александровна Русакова (1909-1943). Она была дочерью Александра Ивановича Иоселевича (1872-1934), эмигрировавшего в 1905 г. во время еврейских погромов из Таганрога в Аргентину, а затем перебравшегося во Францию, в Марсель (здесь и родилась Эстер). Анархо-коммунист, А. И. Русаков участвовал в демонстрации протеста против интервенции в 1918 г. в Советскую Россию и за это был выслан на родину. В 1919 г. он прибыл в Петроград.
Семья Русаковых водила дружбу со многими писателями: А. Н. Толстым, К. А. Фединым, Н. А. Клюевым, Н. Н. Никитиным. Мужем одной из дочерей Русаковых, Лю- [c.12] бови, был известный троцкист, член Коминтерна В. Л. Кибальчич (Виктор Серж; 1890-1947). В 1936 г. Эстер будет арестована именно за сотрудничество с Виктором Сержем и осуждена на 5 лет лагерей; 27 мая 1937 г. отправлена этапом в бухту Нагаево в СЕВВОСТОКЛАГ 14.

Хармс познакомился с Эстер в 1925 году. В это время она, несмотря на юный возраст, уже была замужем (из дневниковых записей Хармса и стихотворных произведений можно судить, что имя первого мужа Эстер было Михаил). Разведясь с первым мужем, Эстер в 1925 г. вышла замуж за Хармса и переехала к нему, но то и дело «сбегала» к родителям, и вплоть до развода в 1932 г. это был мучительный для обоих роман 15.

Для Хармса, во всяком случае, мучения начались почти тотчас же после женитьбы, а в июле 1928 г., когда к нему приходит, пусть отчасти скандальная, слава и успех в детской литературе, он пишет в записной книжке: «Кто бы мог мне посоветовать, что мне делать? Эстер несет с собой несчастие. Я погибаю с ней вместе. Что же, должен я развестись или нести свой крест? Мне было дано избежать этого, но я остался недоволен и просил соединить меня с Эстер. Еще раз сказали мне: не соединяйся! — Я все-таки стоял на своем и потом, хоть и испугался, но все-таки связал себя с Эстер на всю жизнь. Я был сам виноват, или, вернее, я сам это сделал»16. Вместе с тем (или в силу этого) Э. Русакова останется на всю жизнь самым ярким женским впечатлением Хармса, и он будет мерить всех остальных женщин, с которыми его сведет судьба, по Эстер.

В марте 1929 г. Хармс за неуплату членских взносов будет исключен из Союза поэтов, но в 1934 г. вступит в Союз советских писателей (чл. билет № 2330) 17.

Настоящая катастрофа для ОБЭРИУ настала весной 1930 г. и была связана с выступлением Хармса с друзьями в общежитии студентов Ленинградского университета. На это выступление отозвалась «Смена» статьей Л. Нильвича с хлестким заглавием: «Реакционное жонглерство (об одной вылазке литературных хулиганов)": «Их совсем немного. Их можно сосчитать по пальцам одной руки. Их творчество... Впрочем, говорить о нем — значит оказывать незаслуженную честь заумному словоблудию обериутов. Их не печатают, они почти не выступают. И о них не следовало бы говорить, если бы они не вздумали вдруг понести свое «искусство» в массы. А они вздумали... Обериуты [c.13] далеки от строительства. Они ненавидят борьбу, которую ведет пролетариат. Их уход от жизни, их бессмысленная поэзия, их заумное жонглерство — это протест против диктатуры пролетариата. Поэзия их поэтому контрреволюционна. Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага — так заявило пролетарское студенчество» 18.

После таких агрессивных нападок ОБЭРИУ существовать не могло. Через полтора года — 10 декабря 1931 г. — Хармса арестовали (см.: т. 3. Приложение I).

То, что говорил Хармс по поводу своих произведений на следствии, он мог бы сказать и в кругу друзей. Фантастичными тут были лишь обстоятельства места да та предельная искренность, с которой характеризовал свое «антисоветское» творчество писатель.

Его приговорили к трем годам лагерей, но заменили короткой ссылкой; он избрал местом пребывания Курск и пробыл там (вместе с точно так же осужденным А. Введенским) вторую половину 1932 г.

По возвращении обоих в Ленинград дружеское общение, прерванное на короткий срок, возобновилось как ни в чем не бывало. «Встречались мы регулярно — три-пять раз в месяц, — вспоминал Я. Друскин, — большей частью у Ли-павских, либо у меня» 19. Это была намеренно культивировавшаяся форма бесконечного философско-эстетического и этического диалога. Здесь категорически отвергались спор и отстаивание своей точки зрения как единственно верной. Это определялось даже не столько этикой, сколько онтологией: по их мнению, в земном мире нет последней истины, не может быть безусловной правоты одного по отношению к другому: всё подвижно, изменчиво и многовариантно. Отсюда их скепсис по отношению к претендующей на безусловную истину науке, особенно точным наукам. Отголоски этой позиции, как и сам жанр диалога, во множестве встречаются в произведениях Хармса и содержат названные установки. Но какие-то внутренние обстоятельства внесли разлад в систематическое общение друзей, а вскоре подоспели и обстоятельства внешние: в 1936 г. женился на харьковчанке и уехал к ней А. Введенский, 3 июля 1937 г. арестован, а 24 ноября расстрелян Н. Олейников.

Между тем во второй половине 1930-х гг. Хармс продолжал не менее интенсивно, чем прежде, работать в детских журналах, умножая и свои псевдонимы под остававшимися неопубликованными «взрослыми» произведениями. При [c.14] этом он пометил псевдонимами даже собственный экземпляр Четвероевангелия (Пг., 1914), надписав на обложке, последовательно, сверху вниз: «Д.Х.», «Даниил Хармс» и «Шардам» (последнее зачеркнуто) 20. Невозможно не заметить, что остальные друзья Хармса, точно так же как и он, интенсивно работавшие в самых разных жанрах: поэзии, прозе, драме, эссе, философского трактата, — ничего из написанного ими в печати не увидели. Но ни у одного из них не найти и ноты рефлексии по этому поводу. Не то чтобы они не желали увидеть свои произведения напечатанными; но целью писания было оно само, собственно акт высказывания и в лучшем случае реакция на него ближайшего же дружеского круга. Бесцельность творчества — быть может, наилучшее определение для того, что делал Хармс (и его единомышленники) в литературе. Одновременно в эти же годы Хармс составляет несколько сборников из написанных ранее произведений. Помимо тех, которые публикуются в т. 2 настоящего собрания, в его архиве сохранилось еще по крайней мере два сборника, составленных из прежде написанных текстов: в чем-то они похожи своим составом, но всё же и отличаются друг от друга. Самым интересным в этих сборниках является то, что над заглавием многих из них (и в некоторых отдельных автографах) имеется значок т с цифрой. В общей сложности таких пронумерованных текстов 38, а среди значков самый старший — 43; некоторые номера не обнаружены. По нашему предположению, искать объяснение этим странным цифрам со значком т следует в оккультных увлечениях Хармса. Дело в том, что словесные интерпретации значений карт Таро часто складывались в разнообразные книги (и Хармс их изучал, как явствует из библиографических записей в его записных книжках). Вероятно, Хармс, по известным ему образцам, применял к тому или иному из своих текстов возможное толкование в соответствии с той или иной картой Таро и таким образом как бы раскладывал из своих произведений своеобразный карточный пасьянс.

В конце 1930-х гг., по воспоминаниям его последнего друга Я.С.Друскина, Хармс часто повторял слова из книги «Искатель непрестанной молитвы, или Сборник изречений и примеров из книг Священного Писания» (М., 1904): «Зажечь беду вокруг себя» 21. Его темпераменту и психическому складу были близки эти слова: порывистая искренность и презрение к мнению окружающих людей руководили [c.15] им всегда. Жертвенность была, по его понятиям, одним из основополагающих принципов творения искусства. Он не стеснялся в оценках надвигающейся войны и, кажется, предвидел свою судьбу. Наконец, 23 августа 1941 г. последовал арест (см.: т. 3. Приложение III), а 2 февраля 1942 г. в тюремной больнице Хармс скончался, но документа об этом в деле Хармса не сохранилось.

Вторая жена Хармса М. В. Малич (р. 1913), на которой он женился в 1935 г. 22, после ареста мужа, бросив архив (на последнем обыске изъяли только переписку и несколько записных книжек, а большое число творческих рукописей уцелело), перебралась в «писательский» дом на наб. канала Грибоедова, д. 9. Узнав от нее об этом, Я. Друскин отправился с Петроградской стороны на улицу Маяковского в брошенную Квартиру друга. Здесь он собрал все бумаги, которые удалось найти, сложил рукописи Хармса в чемоданчик и провез его через все перипетии эвакуации. В 1944 г. сестра Хармса Е. Грицына передала Друскину еще часть архива Хармса, найденного ею на их квартире. Так сохранилось от уничтожения литературное наследие писателя.

Еще лет 10 тому назад я бы и сам написал подобавшие тем годам слова о такой-то и такой-то судьбе советского писателя... Их было немало в свое время сказано. Эти слова уже в прошлом. Сегодня хотелось уберечься от публицистического трезвона и спокойно перебрать наличные документы и сведения, чтобы увидеть их неполноту, а иные из имеющихся еще раз перечитать 23. Этой задаче и служит настоящий очерк.

Валерий Сажин

Примечания

1. В настоящей статье помимо указываемых далее источников использованы материалы работы: Дмитренко А., Сажин В. Краткая история «чинарей» // <...Сборище друзей, оставленных судьбою»: А.Введенский, Л.Липавский, Я. Друскин, Д. Хармс, Н. Олейников. «Чинари» в текстах, документах и исследованиях: В 2 т. Б. м. <1998>. Т. 1. С. 5-45.

2. Строганова Е. Н. Из ранних лет Даниила Хармса: Архивные материалы // Новое литературное обозрение. 1993 (1994). № 6. С. 76. В этой публикации содержатся очень важные материалы и сведения о родителях Хармса и его самых первых годах жизни. [c.16]

3. <Александров А.А.> Краткая хроника жизни и творчества Даниила Хармса // Хармс Д. Полет в небеса. Л., 1988. С. 538 (Местонахождение этой записной книжки в настоящее время неизвестно).

4. Архив Санкт-Петербургского энергетического техникума (СПЭТ). Оп. 1. Ед. хр. 187. Л. 6.

5. Надежда Ивановна родила еще 2 декабря 1909 г. дочь Елизавету, а в 1912 г. Наталию, но эта девочка, как и первенец, умерла в раннем возрасте.

6. Архив СПЭТ. Оп. 1. Ед. хр. 187. Л. 7.

7. Впервые опубликованы А. А. Александровым: Слово и дело. 1992. 23-29 декабря; подробную интерпретацию см.: Ершов Г. Семь дней творения Даниила Ювачева // Хармсиздат представляет: Сборник материалов. СПб., 1995. С. 20-33.

8. Подробно об этом см.: Jaccard J. Ph., Устинов А. Заумник Даниил Хармс: Начало пути // Weiner Slawistischer Almanach. Вd. 27. 8, 159-183.

9. В конце 1925 г. к «чинарям» присоединится еще Н. М. Олейников (1898-1937) и Н.А.Заболоцкий, но с последним «чинари» в начале 1930-х гг. творчески разойдутся. Постоянной участницей «чинарских» бесед станет и Т. А. Мейер (1903-1982), до 1931 г. — гражданская жена А. Введенского, с 1931 г. — жена Л.Липавского.

10. Хармс Д. Собрание произведений: В 4 т. / Под. ред. М.Мейлаха и В. Эрля. Бремен, 1988. Кн. 4. С. 225.

11. Иоффе Н. и Железнов Л. Дела литературные... (О «чинарях») // Смена. 1927. 3 апреля.

12. Александров А. А. Указ. соч. С. 543.

13. «Вчера в «Доме печати» происходило нечто непечатное. Насколько развязны были Обереуты (расшифруем: «объединение реального искусства»), настолько фривольна была и публика. Свист, шипенье, выкрики, вольные обмены мнений с выступающими» (Лесная Л. ЫТУЕРЕБО // Красная газета: (веч. вып.). 1928. 25 января.

14. Сведения взяты из следственного дела Э. Русаковой, любезно предоставленного В. А. Русаковой.

15. См.: Хармс: Стенограмма скандала // Московские новости. 1998. 1-8 марта.

16. Цит. по: Дневниковые записи Даниила Хармса / Публ. А. Устинова и А.Кобринского // Минувшее. 11. М.; СПб., 1992. С. 447.

17. Даниил Хармс. Анкета / Вступит, заметка и публ. В.С.Бахтина // Хармсиздат представляет: Авангардное поведение. Сборник материалов. СПб., 1998. С. 141-144. [c.17]

18. Нильвич Д. Реакционное жонглерство: (об одной вылазке литературных хулиганов) // Смена. 1930. 9 апреля. Помимо этого появился отклик Н. Слепнева (На переломе // Ленинград. 1930. № 1. С.2; А. Л. Дмитренко и Д. Ю. Шерих отыскали также отклик в газете Ленинградского университета «Студенческая правда» от 1 мая (републиковано: De Visu. 1993. № 11. С. 23-24).

19. Друскин Я. «Чинари» // «...Сборище друзей, оставленных судьбою». Указ. изд. С. 46-66.

20. Судя по собственноручно надписанной здесь же дате, Хармс приобрел его (или оно ему было подарено) 18 апреля 1936 г. Экземпляр хранится в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной Академии (благодарю о. Владимира (Сорокина) за содействие в изучении этой книги, испещренной пометами Хармса).

21. Друскин Я. С. «Чинари» // «...Сборище друзей, оставленных судьбою». Указ. изд. С. 57.

22. Надиктованные М. В. Малич в 1990-е гг. воспоминания о Хармсе, временами похожие на его собственные «Случаи», опубликованы: Новый мир, 1999. № 10.