Евгений Русских, Ольга Русских
Покатав пустую бутылку под столом, котенок по имени Разбойник заскучал и царапнул лапой чью – то ногу в тонком черном чулке.
- Этот несносный котенок порвал мне чулок! – раздался женский голос, и под столом одновременно задвигалось множество ног, целый лес, и одна нога в красной туфле с длинной шпилькой больно задела Разбойника по уху. Но, несмотря на боль, котенок остался довольный произведенным переполохом. Он выскочил из-под стола и бросился из дома.
На крыльце, щурясь от яркого солнца, он вдруг заметил на крыше странную, стеклянную морковку.
- Эге, - подумал катенок радостно. – Вот так морковка!
По ели, растущей у дома, он быстро взобрался на крышу. И тронув морковку лапой, спросил:
- Эй, ты почему прозрачная?
- Потому что я сосулька, - грустно ответила она и уронила вниз крупную слезу.
Котенок удивился еще больше: морковка – сосулька плакала, как живая. И вообще эта зимняя морковка была не такая, как те, что грудой лежали в погребе, где он любил гонять мышей. Те морковки были толстые, красные и пахли землей, а от этой пахло свежестью и хвоей, так бы ее и съел, как мороженное. Но сосулька оказалась не сладкой, когда он ее лизнул.
- Ой, - сказала она и заплакала: слезы градом полились вниз – на крыльцо...
- Ты красивая, - сказал Разбойник. – А плачешь. Почему?
- Я не хочу плакать, но слезы сами льются... Посмотри, как вокруг красиво и интересно, а я таю, таю... И скоро меня не станет. А правда, что я красивая?
- Еще бы! – сказал Разбойник, уже следя своими желтыми глазами за синичкой, прыгающей по ветвям ели. – Не то, что твои сестры – толстухи из погреба... Ну, ладно, - заторопился он, продолжая следить за синичкой. – Заболтался я тут с тобой...
- Спасибо тебе, - тихо сказала сосулька. – Мне было так одиноко, а ты такой славный... Ах, как бы мне хотелось увидеть тебя еще один раз! Но сегодня такое солнце! И я таю, таю...
Разбойник этого не услышал: он крался к ели, где суетилась синичка.
Вспугнув синичку, Разбойник глянул на сосульку: она стала совсем тоненькая и уже не походила на марковку, а скорее на карандаш... И он, не простившись с ней, побежал в зимний сад, искать новых встреч и приключений.
А когда, под вечер, набегавшись в саду и не зная, куда бы еще пойти, он взобрался на крышу, чтобы рассказать сосульке о том – сколько с ним приключилось интересного, - сосульки не было. От нее осталась только лужица на крыльце, которая уже стала подмерзать.