Ну вот, значит, берет Герасим персидскую княжну и бросает ее за борт. А та и вынырнула обратно, с Мумой в руках, утопленной Герасимом давеча. А в зубах у Мумы – Золотая рыбка.
Вытянул их обратно в лодку обалдевший от такого оборота Герасим, сидит, крестится. На ту беду мимо Емеля проезжал на своей печи.
- Эй! – кричит. – Герасим! Ты чего там словил?
А к Герасиму от великого изумления вернулся дар речи.
- Что поймал, то поймал, - отвечает он Емеле. – Ехай дальше, сам разберусь.
- А то смотри, - почесал Емеля под мышкой. – У меня печка как раз раскочегарена. Могли б ушицы сварганить. Да и бабе твоей не мешает просохнуть.
- Сам ты баба! – оскорбилась персидская дива голубых кровей. – Я, если хочешь знать, княжна!
- Это правда? – спросил Емеля Герасима.
- Ну, - сказал малость успокоившийся Герасим, и потому почти что вернувшийся к обычному своему состоянию.
-Что-то непохожа, - усомнился Емеля.
- Это у меня просто всю косметику смыло, - пожаловалась княжна. – Видел бы ты меня раньше!
- А как ты оказалась у Герасима? – пытает дальше Емеля.- Что за непонятки такие? Это ведь совсем из другой оперы.
- Да это Степан Разин мимо усадьбы барыни тайком проезжал, с похмелья был, на самогон меня у Герасима и выменял. Барыня же, как увидела меня, приревновала к Герасиму и велела утопить. А этот козел немой – под козырек, ему же не привыкать! Камень мне на шею, и в воду. Изверг!
-Ну, ну! – смущенно промычал Герасим, поглаживая Муму по мокрой дрожащей спинке.
- А как же ты выплыла, с камнем-то на шее? – удивляется Емеля. - И почему собачонка эта живая? По книжке-то этого, как его…Тургенева, этот немтырь к ней ведь тоже камень привязал.
- А я не сама! Это Золотая рыбка! Запуталась в моих юбках и взмолилась, чтобы я ее отпустила, - говорит княжна. - Уже два моих желания выполнила. Я на дне вот эту собачку нашла. Жалко так ее стало. Попросила ее оживить, а меня – плавать.
- Так это получается, что у тебя теперь всего одно желание осталось? - спрашивает Емеля.
- Точно так! – наконец вмешалась Золотая hыбка. – И давай-ка, красавица, загадывай его поскорее, да выпускай меня, а то я задыхаться начинаю.
- Да брось ты ее, - сказал Емеля. Он хорошенько пригляделся к княжне и уже влюбился в нее. – И перебирайся ко мне на печь. У меня тут хорошо! Тепло, пироги вон доходят. Слышь, Герасим у тебя совесть еще осталась?
- Ну, - растроганно промычал Герасим, сморкаясь и утирая слезы.
- Тогда греби к берегу.
Герасим взялся за весла. Княжна в это время что-то прошептала Золотой рыбке и отпустила ее в воду.
- Вот, красавица, грейся давай, да ешь пирожок. Он вкусный, с капустой, - ласково сказал Емеля, уступая княжне лучшее место на своей печи. – И ты, Мума, устраивайся поудобнее. Нечего тебе больше у Герасима делать, а то еще снесет тебя корейцам или китайцам на рынок. Он ведь неадекватный, от него всего ожидать можно. А мы поедем с тобой, княжна, куда только велишь. Теперь я буду исполнять все твои желания, уж очень шибко ты мне глянулась. Кстати, что это ты там нашептала рыбке?
- Так, пустячок один, - ответила с набитым ртом счастливая персидская княжна. – Чтобы Степке Разину, этому изменщику и душегубу, не сносить головы.
…Ну вот, заснул, наконец, мой внучек. Пойду-ка я, запишу эту сказочку, да другую сочиню для следующего раза. Глядишь, так и стану писателем на старости лет

Марат Валеев